Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "S"

1. Борис Пастернак в воспоминаниях современников. Михаил Поливанов

Входимость: 1. Размер: 56кб.

Часть текста: немного позже, во время войны. В эвакуации в Казани книжка «Стихотво­рений» 1935 года оказалась одной из немногих в нашем доме. И вот в чужой комнате, куда к старухе татарке вселили всю нашу семью из семи человек, комнате, темной зимой от наросшего на окнах инея, дымной от печурки, на которой готовилась еда и ко­торой мы обогревались, в трудные и голодные зимы 41/42-го и 42/43-го года я почти выучил все стихи Пастернака. Стихи мне нравились, и, хотя многое еще было непонятно, меня это совершенно не смущало. Они помогали мне построить какой-то каркас моего душевного мира, который, мне казалось, со временем будет наполняться тем, что мне предстоит пережить и увидеть. Я отнесся к ним с доверием, как к одной из географи­ческих карт предстоящего мне пути. Я тогда их не расчленял, не пытался понять механизм их воздействия, — Пастернак был первым современным поэтом, которого я прочитал и полюбил. Многое я знал наизусть: «Так начинают, года в два...», «Рослый стре­лок, осторожный охотник», «Марбург», «Волны», «Весна, я с ули­цы, где тополь удивлен...» Перечислять можно долго. Мне кажется, я...

2. Борис Пастернак в воспоминаниях современников. Евгений Пастернак

Входимость: 1. Размер: 107кб.

Часть текста: огненно-золотая точка возникла за речной излучиной, Это был купол храма Христа Спасителя, и под взволнованные слова отца, говорившего, что там рядом наш дом, из окон которого в упор виден этот купол, — стали вы­плывать колокольни, кресты и крыши, поезд прогрохотал по мос­ту, и меня стали одевать и торопиться к выходу. Совсем иным было наше возвращение из Германии спустя четыре года. Была зима, снег блестел на солнце. Я мучительно ждал Можайска, мы проехали мимо, солнце стояло низко, но все было ярко освещено. Я недоумевал, — уже должен был зажечься на горизонте купол. Вместе с вечерней зарей возникла замерзшая река под мостом, колокольня и купола Новодевичьего монасты­ря, крыши, дома. Поезд втягивался в сумеречныей дебаркадер, где нас ждал папа. Когда он поднял меня, я почувствовал его мокрое от слез лицо. Было уже совсем темно, когда мы приехали домой. В квартире было холодно и неуютно, из разбитых и закле­енных бумагой окон дуло. На столе стоял холодный ужин, кар­тошка с селедкой и черным хлебом. Отец подвел меня к окну и от­кинул занавеску. Взошедшая луна освещала груды каменных глыб и битого кирпича от недавно взорванного храма Христа. Написать об отце так, чтобы эти воспоминания не стали рас­сказом о моей собственной жизни, очень трудно. Приходится вы­бирать наиболее поздние впечатления, живо сохраненные па­мятью. Таковы отрывочные воспоминания о последних годах его жизни, записи его разговоров и ответов на мои вопросы. Конеч­но, именно эти годы записаны многими мемуаристами и пред­ставлены в сборнике достаточно широко. Но в то же время осве­щенные с разных сторон разными людьми, они создают широкую картину тех лет, и образ Бориса Пастернака не просто описывает­ся в них во...

3. Левин М. Л.: Презумпция невиновности

Входимость: 1. Размер: 47кб.

Часть текста: оптике для студентов 4-го курса. Эти лекции незаконно посещала и небольшая группа третьекурсников. Делали мы это не от хорошей жизни: нам с самого начала не везло с лекторами. Вместо Г. С. Ландсберга и С. Э. Хайкина, читавших другим общую физику, у нас ее вел А. Б. Млодзеевский. Термодинамику и статистическую физику, которые счастливые старшекурсники прослушали у М. А. Леонтовича, нам читали Е. Г. Швидковский (это был его дебют в качестве лектора) и А. К. Тимирязев, который сразу объявил, что экзамен будет приниматься по его книге “Кинетическая теория материи”, которую можно иметь при себе, готовясь к ответу на билет. К этому времени И. Е. Тамм уже перестал преподавать на физфаке, и мы, не ожидая ничего хорошего в дальнейшем, решили самовольно слушать лекции М. А. Леонтовича, хотя курс электродинамики, на который, естественно, опирались эти лекции, нам еще не был прочитан. Вот так получилось, что для меня первым знакомством с настоящей физикой оказались (не считая, конечно, занятий в общем практикуме и спецпрактикуме) лекции по физической оптике. Леонтович не был блестящим лектором в общепринятых вариантах этого понятия. Он никогда не воспринимался как лектор - сосуд знания, умело переливающий порции этого знания в аудиторию. Ему были чужды тонкие методические подходы с заранее расставленными логическими ловушками и парадоксами, которые в нужный момент эффектно снимались. Было другое - ежеминутное ощущение непрестанной работы мысли, и хотя в кармане его пиджака торчала свернутая в трубку тетрадка (он называл ее “лекционные тряпки”), которая иногда вытаскивалась...